Ты отнюдь не матовая девочка, хоть и ангелом на сцене стоишь, в глазах твоих блестят звёзды, как в отражении намокших крыш.
И там, где окружающие люди во мраке и темноте обсуждают татуировку внутренних органов на твоём животе (зачем и что делать с этим в старости, потом),
Я вижу абсолютно глянцевое стекло.
25.12.2017
Имя твоё мерещится. Табличка с названием улицы, магазинная вывеска, вот без прикрас, даже прохожий тобою ссутулится.
Я выдыхаю наружу пар, мороз рвёт губы. Стараюсь не думать, о том, что бы подумал или сказал ты, потому что тебе нечем думать или говорить, нет тебя, нахуй, всё.
Закопан рыцарь под безымянной травой на поле битвы. Конь твой пал, милый защитник, латы твои проржавели, шлем расколот на несколько частей, а меч сожрала ржавчина. Ничего от тебя не осталось, слава — о битве, а о тебе — ничего. В глазах картинки, вот на пальце — моё кольцо, вот на шее — мой батистовый платок, а в ушах клятва — твоя. А о тебе — ничего. Письма вероломные, записки страстные, слова пропитаны терпкостью. А больше ничего и нет. Конь твой пал, дух твой пал, всё сгинуло, оплакивать некому, ведь нет ничего. Кроме меня.
И вот я иду по мосту. По раздолбанным улицам стучит копытами бык, посыпает свои следы солью. Небо здесь расчерчено крылатыми ракетами, здесь пальцы пахнут сигаретами, здесь пал мой рыцарь, здесь клятва растворилась в воздухе, ничего и нет. Я больше не буду мечтать тебя, имя твоё носит другой, а другого я не хочу.
На поле славном колено преклоню. Пальцы вонзятся в землю, но возьмут лишь горсть.
Здесь твоя не кость, но дух был. Здесь — легенда, а не быль.
06.12.2017
Выходной день на центральной улице. Иду, пытаясь не сутулиться, к народу ближе. И что же я вижу: бесцветными красками грубые маски на людях — усталые лица. Вся радуга больницы: серость халата, бессонница на соседней койке, здесь — хлором запахло.
Они будто собраны с помойки.
И при всём при том, каждый из них одарён, в каждом из них — огонь.
А в ком-то даже ещё спит дракон.
И вот ты — яркая картинка. И вроде всё прекрасно: изогнута спинка кричаще страстно;
и губы, и волосы, и глаза, и грудь, и тонкие пальцы
терзающие винный сосуд.
Но стоит эту картинку лишь пальцем потереть, как среди громких реплик
проступает вся явь: здесь нечему гореть.
И всё разлетается пеплом.
Что сказано словом, не подтвердится никогда в делах.
И мне так обидно (будто забили агнца),
Что я ещё свирепей погружаю руки в прах.
Но лишь пачкаю пальцы.
03.09.2017
Мы лежим на диване, смотрим кино. Я обнимаю тебя, ты гладишь меня по спине. Мы молчим. Моя рука под твоей футболкой.
В какой-то момент я приподнимаюсь, беру со столика стакан виски с колой, выпиваю. Поворачиваюсь, чтоб спросить, не хочешь ли ты глотнуть, открываю рот, но издаю только приглушенный стон, потому что в моем рту твой язык, а твои губы прижаты к моим, будто под током. Я роняю стакан на пушистый ковер, и нас захватывает страсть. Мы целуемся как сумасшедшие, не отрываясь, срывая одежду. Ты входишь резко, и диван начинает скрипеть в унисон нашим движениям. Мы — одно целое, содрогающееся в экстазе существо, оргазмирующее от одного только понимания, осознания, что мы это делаем, что это происходит с нами.
В какой-то момент всё стихает так же резко, как и началось. Мы лежим, два мокрых тела, два едва дышащих тела.
— Надо в душ, — говорю я, и ты киваешь, поднимаясь с меня. Мы идем в ванную, ты гасишь везде свет. Включаем горячую воду, и вновь разгораемся. Ты прижимаешь меня к стене, я захлебываюсь твоими поцелуями. Низ живота сводит от томления, кафель холодит спину, горячие струи стекают по телу. Мы оба в мыле, скользкие, гладкие… И он, горячий, твердый скользит в меня, заставляя быть на грани потери сознания. Я начинаю тонуть, но меня держит твой напор, твоя сильная воля, твое хриплое дыхание, твой стон и пульсация внизу.
Из душа мы выходим в полотенцах в кухню, стоим перед окном, курим. Ты обнимаешь меня сзади, одной рукой куришь, выдыхая дым в мои волосы, другой гладишь грудь по полотенцу. Мы тушим сигареты в пепельнице, я чуть прижимаюсь к тебе. Ты спокоен, абсолютно, едва касаешься губами моей шеи. Твоя правая рука скользит по моему бедру, левая покоится на груди. Между нами полотенца. Маленький барьер, рухнувший в ту же секунду, как твоя рука окунулась в жар между моих ног. Полотенца сорваны, ты стремишься в меня, не меняя позы, заставив меня лишь слегка наклониться. Я держусь за подоконник, просунув пальцы под занавеску, и мир постепенно стирается, остаются только твои руки на моем теле и наслаждение от толчков.
После мы в темноте курим еще по одной, не касаясь друг друга, памятуя о нашем сумашествии. Потом идём в постель, падаем в прохладные простыни и долго не можем согреться друг в друге. Бесконечность ласк, ты во мне, всё медленно настолько, что один удар сердца отмеряет час, я задыхаюсь от твоего пыла, а ты дрожишь, вибрируешь скрытой страстью. Шепот простыней, наши стоны, вожделение наслаждения, круговорот оргазма. Ты умудряешься говорить о любви, а я едва дышу в ней, едва двигаюсь в твоем тепле, убаюканная блаженством, твоей нежностью, растворяясь в твоих руках, полностью отдаваясь тебе, твоем телу, твоему желанию. Непрекращающийся секс, медленный, сонный, затихающий, проваливший нас в бездну неги. Так и уснули, не отрываясь друг от друга, я в твоих руках, держащих меня крепко и сильно.
13.08.2016
Я нервный, живой, беспокойный. Я — животрепещущий огонь, я реагирую на всё, что затрагивает струны моего существа, я живо воспринимаю происходящее вокруг меня. Я протестую против плохого и активно поддерживаю хорошее.
Я абсолютно хладнокровен, равнодушен и беспристрастен к тому, что не входит в мой круг интересов. Какие-то роды деятельности, интересы, люди.
Я против гибких принципов и двойных стандартов. Это путает меня в отношении к человеку… какое-то время. Потом человек вылетает из сферы моих интересов, как пробка из бутылки теплого шампанского.
Я всегда готов выслушать и подсказать. Правда, с недавнего времени для посторонних людей создалась тарифная ставка. Триста рублей за час. Нет, это не шутка, я абсолютно серьёзен: я готов читать и отписываться на всякий бред за столь смехотворную сумму. В скайпе — дороже. Монетизация траты моего времени на абсолютно неинтересные мне вещи — неплохая штука, да? Цена актуальна до 01.09.2017.
Я не готов поддерживать дружбу в одностороннем порядке. Я не готов обниматься при встрече с неприятными мне людьми. И я ужасно злопамятен, просто вот ужасно, никогда-никогда не прощаю ничегошеньки, совсем. Вы нахамили, обидели, испортили вечер мне или близкому мне человеку — всё, никакого прощения. Я, конечно, не буду строить козни, пытаться испортить вашу жизнь. Время ещё на это тратить.
Я вообще против политики серого кардинальства. Я привык делать всё в открытую. Быть честным — это вообще очень удобно.
Попытки ткнуть меня носом в собственные косяки — ну, почему сразу попытки? Тыкали, и не раз. Только я почему-то этому даже рад. Есть границы, есть рамки. Это хорошо. Хорошо, что есть вокруг меня честные и верные люди.
Последнее время как-то сложно писать: я говорю много, а хватило бы фразы всего одной. Разъясняю как для дебилов каких-то, хотя меня даже они не читают. В общем: я абсолютно холоден, когда мне неинтересно. Даже хвостом не шевельну. Но если что-то интересное я учуял, то любопытная кошачья морда вибриссами вперёд уж пырится на любопытный объект.
И с этим нужно смириться. Это не я неправильный или вы, это просто стечение обстоятельств. Фыр.
09.08.2017
Вот и пришло время вернуться. Я очень рад, что мне довелось тебя узнать. Я был восторжен с первых минут знакомства с тобой; очарование это было ровным и спокойным, подобным глубокой реке, текущей с начала миров, никуда не торопящейся, знающей: вода точит камень. Твои просторные улицы, твои широкие тротуары; сочетание кирпича и дерева, твой дух многовековой впечатался в мою душу, будто нечто родное и вновь узнанное, естественное и простое. Это не влюбленность, не страсть; это любовь в первозданном её виде. Ты обласкал меня прохладой и пространством; ты был так добр и приветлив ко мне, так зелен и немногословен, что невозможно было тобой не проникнуться, не вкусить этой свежести времён.
Ты знал и как проститься со мной: в утреннем сумраке, затянув небо тучами, не давая солнцу помешать мне насладиться напоследок твоими видами. И я успел почувствовать, как наши души в спешке слились напоследок в коротком и страстном поцелуе, прощай, прощай.
Я когда-нибудь вернусь, и мы обязательно побудем с тобой наедине. Люблю.
«… а там NN уж ищет взором страстным
Его, его с волнением в крови,
В её лице, девически прекрасном,
Бессмысленный восторг живой любви»
03.08.2017
Опять вот это начинается. Настроение в жопу. Я смотрю на город, вижу горы. Мыслей в голове — ворох.
Ни одной нормальной.
Тонус падает, настроя ноль, ничего не хочу. Слова записываю, нужное — скажу, но что это поменяет? Ничего, так бывает, случается, потом пропадает, и ты снова выходишь на волну, снова в строю…
Ну-ну.
А хотелось бы заряда, а хотелось бы вести отряды, воодушевлять, едва успевать за самим собой, творить и созидать.
Не лгать. Не предавать. Не блядовать.
Чтоб в ящике с моим именем была вереница, фоток, записных книжек десять стопок, пара кинокассет, ни единого «ненавижу»…
А пока всего этого нет. Вместо этого — стон, нереализованный сон, когда нечего ставить на кон.
Моя голова — это мысленный и грязный притон.
13.07.2017
Пока хозяева спали в своих тёплых кроватках,
слуги обучили собак
рычать и кидаться, цепляться хватко,
закидывать в автозак.
Слуги перестали следить за любимым домом,
совсем забросили газон;
обветшалый забор покосился со стоном.
Теперь другой закон.
Теперь в любимом светлом доме — оргия и бардак,
Хозяев сослали в подвал,
будто каждый из них вконец зарвавшийся батрак.
А слуги себя именуют — ГОСПОДА.
И чёрное стало белым, а белое истёрлось и забыто.
Хозяева уже не помнят иначе:
Всё тот же подвал, всё так же лица избиты.
А слуги толще и богаче.
Но если толкнуть дверь — она окажется открытой.
Рука сама сожмётся в кулак.
Голосом огрубевшим, рожей злобной и небритой
Хозяин поставит на место служак.
Мы выходим на площади, покидаем подвалы,
Мы сметаем божеств.
У хозяев нет больше терпения, хозяев — заебало,
Они объявляют протест.
22.06.2017
Оставь меня одного, оставь меня одиноким. Дай съесть мне тишины и молчания, оставь меня без молитвы, без плеча, без какого-либо врачевания. Дай мне умыться водой неподогретой, дай мне взглянуть в лицо, в своё отражение.
Это рыбки трепыхаются в садке,
а мои руки больше не дрожат, я готов встретить преображение.
И поплыть по реке.
09.06.2017
Я закрываю глаза, открываю рот и начинаю визжать.
Какой чистый звук, какая сталь, нить дребезжит и режет чьи-то уши, я вас не слышу, я вас — в сток, и девочка Ксюша смотает своё тело в клубок.
Она почему-то не знает, что может мне позвонить, что может во мне всё скрыть, что её питает и убивает. Она наматывает на палец прядь волос, она кусает губу, пытается забыть родных, спустить всё в трубу и дать самой себе под дых.
Но инстинктивно её пальцы сжимаются в бесцельной попытке, нащупать тёплый комок, соединить обрывки, и стать немного глубже и свободней, соединиться из обрывков миллионов и сотней. Ей слышится мурчание, ей чудится пушистый хвост, уголком глаза движение кота, занимающего на подоконнике свой пост.
Но под рукой лишь дурацкий смартфон, бездушная техника, а хочется тепла, а хочется выпустить пленника и наполнить его свободой и нежностью, мАлой небрежностью, чтоб прижаться к плечу той, от кого не будет предубеждения, не будет осуждения
И никакого пренебрежения.
Твой город приходит ко мне стуком дождя, это кондиционеры барабанят про тебя, настукивают и напевают, что кое-кто без меня прозябает,
что в светлую ночь не чувствуется тепла…
Я ловлю ритм, настраиваюсь в унисон,
Я закрываю глаза, открываю рот
И начинаю визжать.
09.06.2017