3.
Небо мягко переливалось лазурью. Щебетали птички, свежий воздух щекотал ноздри. Было тепло и радужно. Лёгкий ветерок играл с моими волосами.
Оно с утробным воем носилось по лужайке за бабочками. Я лениво наблюдала за ним, сидя на траве и облокачиваясь на дерево. Денис лежал, положив мне голову на бёдра; его глаза отражали небо.
Мы сидели на заднем дворе души Дениса. Был прекрасный денёк для пикника, чем мы, собственно, и занялись.
— Ты помнишь, как я первый раз зашла в твою душу? — спросила я, внимательно глядя на его глаза.
— Попробуй такое не запомнить! — засмеялся Денис.
Я смущённо отвернулась.
Я стояла перед старинным домом. Каменное крылечко и прочий антиквариат. Я поднялась по матовым ступеням ко входной двери. На двери висела голова льва с огромным кольцом в зубах.
В общем, стучать я не стала. Отошла и, как это делают в фильмах, поставленным ударом ноги выбила дверь.
— Старьё! — хмыкнула я и зашла в душу.
Денис щелкнул «Полароидом». Помахав снимком, он, не глядя, спрятал его в нагрудный карман рубашки.
— Зачем? — спросила я.
— Смущение на твоём лице достойно воспоминания.
— Нет. Зачем ты это делаешь вообще? Когда я первый раз пришла, ты о фотоаппарате и знать не знал…
В душе было глухо. Паутина висела на окнах, пыль шарахалась от меня, будто я шла по снежным сугробам. Тихо. Книг тоже не было. Картины завешаны портьерами. Рыцарские доспехи валялись под лестницей. Холодильник молча покоился в проёме двери, ведущей на кухню. Штепсель от него был засунут в морозилку.
Я поднялась на второй этаж. Лестница грозила развалиться в любую секунду. Кое-где протекала крыша. Я зашла в первую попавшуюся комнату. Это была спальня. Разломанные половины кровати, будто тянулись друг к другу, стремясь соединиться. Выцветшее одеяло, побитое с одного края молью, пряталось за серой тумбочкой. Проведя пальцем по ней, я поняла, что настоящий цвет мебели не серый, а благородный красно-коричневый.
Воздух перенасыщен пылью и затхлостью. В спальне ещё одна дверь. Там ванна.
Но какая!! Одновременно величавая и жалкая. Великолепие и роскошь в резных ножках массивной ванны средневекового формата и в посеребрённой лепнине на туалете. И тут же: полна какой-то вонючей, время от времени пузырящейся, слизи, с коростой на местах, где сбита эмаль и трещина на бачке туалета, из которого едва слышно доносится скрежет. С потолка обсыпалась фреска.
Запустение. Ужасно дико и одиноко.
Сыро и опустошённо.
Я вышла в коридор. где-то в другой стороне, в углу под очередной портьерой, пряталась приставная лестница. Расчихавшись, я использовала её по назначению — в потолке таился люк. Лестница протестующе скрипела под моим весом.
— Уж извини, дорогая, — процедила я, карабкаясь на верх. — Я готова смириться и с аллергией и даже с переломанными ногами, но я приведу тут всё в порядок. А сначала мне нужен Денис…
Оно прыгнуло мне на плечо и радостно забилось в сладостном трепете.
— Ням. — сказало Оно. — Пахнешь — ням.
— Нравится? — спросила я.
Оно сладостно заурчало. Затопталось на плече и с весёлым визгом прыгнуло в траву догонять кузнечика. Денис посмотрел ему вслед с нескрываемой нежностью и закрыл глаза.
На чердаке царил другой климат. Здесь сухо и тепло. Пахнет старыми воспоминаниями и безысходностью. В углу сидел Денис.
— Вот ты где! — весело сказала я. — А я тут ищу тебя везде…
— Чего надо?
— Не грубить. — сказал кто-то позади меня. Я обернулась. В другом углу на куче тряпья восседала мышь. — Сыр есть?
— Нет. — растерялась я. — А надо?
— Было бы неплохо, — заметила мышь. Поднялась на задние лапки и покрутилась. — Видишь, отощала совсем. Изверг этот не кормит, а здесь и есть уже нечего. Да и ты тут первая гостья за долгое время.
— Незванная, — уточнил Денис.
— Да хоть какая, — мышь устало опустилась обратно. — А всё лучше, нежели смотреть, как ты тут сидишь и ждёшь, когда мы все тут умрём.
Меня разобрала злость и жалость. Как?! Как так можно делать с… самим собой?! Будто ты — это не ты, а лишний орган в здоровом организме.
Лишь звон пощёчины вернул мне окружающий мир.
— Вернусь завтра! — прошипела я, склонившись над ошарашенно потирающим щёку Денисом. — Завтра. А ты починишь ванные комнаты к моему приходу. Ясно?
— И сыра! — поддакнула мышь, зарываясь в тряпки.
Лестница ни разу не скрипнула, когда я спускалась. Всё здесь чувствует грядущие перемены. Одна из портьер приоткрыла портрет молодого мужчины, очень похожего на Дениса. Он долго смотрел на меня, не мигая. Потом спросил:
— Теперь всё изменится?
— Да.
— Это хорошо, — сказал мужчина. Видимо, старший брат Дениса. — Не очень-то весело глядеть на всё это, понимаешь?
Я кивнула. Он отсалютовал, приложив два пальца к виску, и пыльная портьера, хмыкнув, закрыла его.
Крышка люка с грохотом поднялась и с чердака в коридор заглянул Денис.
— Эй! А ты правда завтра вернёшься?
— Да.
— Классно! В смысле, знаешь, я буду тебе рад, — голова исчезла, крышка с шумом захлопнулась.
На первом этаже у выхода стоял ещё один представитель мужского пола, опёршись руками на подоконник, и смотрел в ночное небо. Он повернулся на звук моих шагов, и я охнула. Передо мной стоял Юрий Гагарин.
— Привет, — сказал он. — Что ты тут делаешь?
— Я? — растерялась я. — Ухожу… А вы, Юрий Алексеевич?
Невысокий мужчина удивлённо на меня посмотрел, щуря глаза, будто пытался меня вспомнить.
— Я… Я не знаю. Ты знаешь, что это за место?
— Это душа.
— То есть, это не планета Земля?
— Думаю, что нет. Но эта душа с Земли.
— Откуда ты меня знаешь?
— Вас знает весь мир. Вы первый человек в космосе.
Гагарин нервно заходил передо мной.
— Значит… Значит, это правда? но почему же я… хотя нет, я же видел… Ты уходишь?
— Верно.
— А я?
— Боюсь, нет, Юрий Алексеевич. Там Вас уже нет.
— Не надо по отчеству. То есть, как нет?
— Какой сейчас год?
— Тысяча девятьсот шестьдесят восьмой. 3 апреля. — не задумываясь, ответил Гагарин.
Я замялась. Как ему объяснить? Юрий нервно забарабанил пальцами по подоконнику. Голос старшего брата со второго этажа пришёл мне на помощь:
— Скажи ему правду!
— Скажи! — зашелестели портьеры.
— Правду! — скрипуче поддержала лестница.
Я посмотрела великому лётчику в глаза. Наверно, очень жутко быть узником чьей-то души. Но и быть в неведении тоже ужасно.
— Сейчас 2009 год. Но если говорить о вашем отсчёте дней, то вы погибли ровно неделю назад.
Лётчик отвернулся от меня обратно к окну.
— Неделю назад… — повторил он. — Неделю назад я ушёл в полёт с Серёгиным. Он тоже?
— Да, — сказала я, едва сдерживая слёзы.
Гагарин замолчал. Стоял и смотрел на звёздное небо. Кошмарно. Каково это? Уйти в полёт там… а очутиться здесь? С промежутком в сорок три года? Ничуть не постарев? Продолжая вести отсчёт дней по календарю?
Надо уходить. Приду завтра. Сейчас ничего не изменить. Только завтра. Мои пальцы уже нащупали в полумраке дверную ручку, когда тихий голос Гагарина заставил меня вздрогнуть.
— Скажи, — лётчик неотрывно смотрел на звёзды. — У меня сумбур в голове, не всё могу выстроить правильно… Я уверен в одном моменте… Но ты всё же скажи. Я был… там? Я правда б ы л там?
— Правда.
По щеке Гагарина прочертила лунную дорожку слеза.
— Был… — и когда я уже спускалась по каменным ступеням крыльца, окно души внезапно распахнулось и Юрий крикнул мне вслед. — Ты приходи ещё, Алька! Я расскажу тебе про космос! Приходи обязательно!
— Я приду, — сказала я. — И послушаю про космос. И про полёт. Я правда приду. Завтра.
24.09.2011…….Dark.Wolf.Leksa…..