Я бы хотел быть шариком Пеннивайса, лопаться от ужаса и экстаза, но я над городом завис.
Я вижу сотни тысяч лиц
Я смотрю на них сверху вниз.
И как текст на родном языке в песне мешает писать свою,
Сбивает, отталкивает, перевирает, уводит в запой, постой, сбой, сбой, сбой…
Так чужие мысли мешают думать своей головой.
17.01.2018
Ты отнюдь не матовая девочка, хоть и ангелом на сцене стоишь, в глазах твоих блестят звёзды, как в отражении намокших крыш.
И там, где окружающие люди во мраке и темноте обсуждают татуировку внутренних органов на твоём животе (зачем и что делать с этим в старости, потом),
Я вижу абсолютно глянцевое стекло.
25.12.2017
Имя твоё мерещится. Табличка с названием улицы, магазинная вывеска, вот без прикрас, даже прохожий тобою ссутулится.
Я выдыхаю наружу пар, мороз рвёт губы. Стараюсь не думать, о том, что бы подумал или сказал ты, потому что тебе нечем думать или говорить, нет тебя, нахуй, всё.
Закопан рыцарь под безымянной травой на поле битвы. Конь твой пал, милый защитник, латы твои проржавели, шлем расколот на несколько частей, а меч сожрала ржавчина. Ничего от тебя не осталось, слава — о битве, а о тебе — ничего. В глазах картинки, вот на пальце — моё кольцо, вот на шее — мой батистовый платок, а в ушах клятва — твоя. А о тебе — ничего. Письма вероломные, записки страстные, слова пропитаны терпкостью. А больше ничего и нет. Конь твой пал, дух твой пал, всё сгинуло, оплакивать некому, ведь нет ничего. Кроме меня.
И вот я иду по мосту. По раздолбанным улицам стучит копытами бык, посыпает свои следы солью. Небо здесь расчерчено крылатыми ракетами, здесь пальцы пахнут сигаретами, здесь пал мой рыцарь, здесь клятва растворилась в воздухе, ничего и нет. Я больше не буду мечтать тебя, имя твоё носит другой, а другого я не хочу.
На поле славном колено преклоню. Пальцы вонзятся в землю, но возьмут лишь горсть.
Здесь твоя не кость, но дух был. Здесь — легенда, а не быль.
06.12.2017
Выходной день на центральной улице. Иду, пытаясь не сутулиться, к народу ближе. И что же я вижу: бесцветными красками грубые маски на людях — усталые лица. Вся радуга больницы: серость халата, бессонница на соседней койке, здесь — хлором запахло.
Они будто собраны с помойки.
И при всём при том, каждый из них одарён, в каждом из них — огонь.
А в ком-то даже ещё спит дракон.
И вот ты — яркая картинка. И вроде всё прекрасно: изогнута спинка кричаще страстно;
и губы, и волосы, и глаза, и грудь, и тонкие пальцы
терзающие винный сосуд.
Но стоит эту картинку лишь пальцем потереть, как среди громких реплик
проступает вся явь: здесь нечему гореть.
И всё разлетается пеплом.
Что сказано словом, не подтвердится никогда в делах.
И мне так обидно (будто забили агнца),
Что я ещё свирепей погружаю руки в прах.
Но лишь пачкаю пальцы.
03.09.2017
Опять вот это начинается. Настроение в жопу. Я смотрю на город, вижу горы. Мыслей в голове — ворох.
Ни одной нормальной.
Тонус падает, настроя ноль, ничего не хочу. Слова записываю, нужное — скажу, но что это поменяет? Ничего, так бывает, случается, потом пропадает, и ты снова выходишь на волну, снова в строю…
Ну-ну.
А хотелось бы заряда, а хотелось бы вести отряды, воодушевлять, едва успевать за самим собой, творить и созидать.
Не лгать. Не предавать. Не блядовать.
Чтоб в ящике с моим именем была вереница, фоток, записных книжек десять стопок, пара кинокассет, ни единого «ненавижу»…
А пока всего этого нет. Вместо этого — стон, нереализованный сон, когда нечего ставить на кон.
Моя голова — это мысленный и грязный притон.
13.07.2017
Пока хозяева спали в своих тёплых кроватках,
слуги обучили собак
рычать и кидаться, цепляться хватко,
закидывать в автозак.
Слуги перестали следить за любимым домом,
совсем забросили газон;
обветшалый забор покосился со стоном.
Теперь другой закон.
Теперь в любимом светлом доме — оргия и бардак,
Хозяев сослали в подвал,
будто каждый из них вконец зарвавшийся батрак.
А слуги себя именуют — ГОСПОДА.
И чёрное стало белым, а белое истёрлось и забыто.
Хозяева уже не помнят иначе:
Всё тот же подвал, всё так же лица избиты.
А слуги толще и богаче.
Но если толкнуть дверь — она окажется открытой.
Рука сама сожмётся в кулак.
Голосом огрубевшим, рожей злобной и небритой
Хозяин поставит на место служак.
Мы выходим на площади, покидаем подвалы,
Мы сметаем божеств.
У хозяев нет больше терпения, хозяев — заебало,
Они объявляют протест.
22.06.2017
Оставь меня одного, оставь меня одиноким. Дай съесть мне тишины и молчания, оставь меня без молитвы, без плеча, без какого-либо врачевания. Дай мне умыться водой неподогретой, дай мне взглянуть в лицо, в своё отражение.
Это рыбки трепыхаются в садке,
а мои руки больше не дрожат, я готов встретить преображение.
И поплыть по реке.
09.06.2017
Я закрываю глаза, открываю рот и начинаю визжать.
Какой чистый звук, какая сталь, нить дребезжит и режет чьи-то уши, я вас не слышу, я вас — в сток, и девочка Ксюша смотает своё тело в клубок.
Она почему-то не знает, что может мне позвонить, что может во мне всё скрыть, что её питает и убивает. Она наматывает на палец прядь волос, она кусает губу, пытается забыть родных, спустить всё в трубу и дать самой себе под дых.
Но инстинктивно её пальцы сжимаются в бесцельной попытке, нащупать тёплый комок, соединить обрывки, и стать немного глубже и свободней, соединиться из обрывков миллионов и сотней. Ей слышится мурчание, ей чудится пушистый хвост, уголком глаза движение кота, занимающего на подоконнике свой пост.
Но под рукой лишь дурацкий смартфон, бездушная техника, а хочется тепла, а хочется выпустить пленника и наполнить его свободой и нежностью, мАлой небрежностью, чтоб прижаться к плечу той, от кого не будет предубеждения, не будет осуждения
И никакого пренебрежения.
Твой город приходит ко мне стуком дождя, это кондиционеры барабанят про тебя, настукивают и напевают, что кое-кто без меня прозябает,
что в светлую ночь не чувствуется тепла…
Я ловлю ритм, настраиваюсь в унисон,
Я закрываю глаза, открываю рот
И начинаю визжать.
09.06.2017
Ты честен перед собой? Я чувствую каждый твой взгляд, каждое твоё «постой» и каждую попытку обнять, но честен ли ты в восприятии,
в понимании, в соответствии и на каждой ли стадии ты такой же светский?
В моей голове записная книжка. И каждый твой ход, каждая твоя ошибка попадает в блокнот.
Это не методичность, не последовательность, не злость, оно само по себе воедино взяло и соотнеслось. Но весь твой такой вот охуительный мозг почему-то не может принять такое простое «не срослось».
И я бы рад объяснить, доходчиво и ясно, поднимаясь до частот сверхзвуковых и распинаясь будто при идиоте. Я мог даже вместе над этим посмеяться.
Но вот ты со своею гордостью, вот да, вот оба вы —
На хуй идёте.
09.06.2017
Я развожу руки в сторону, свожу ладони, я чувствую тепло. Я делю себя почти что поровну, творю и созидаю, я единое одно. Во мне Вселенные, миры, истории; радужными закатами полыхают сказки, которые ещё не рассказаны
но уже немного подзатасканы.
Я леплю холст из красок, порчу кисти из беличьих хвостов, ломаю карандаши и загоняю в вены кровь. Коммуникация с миром испорчена, затерта «за торт», не налажена. Я снимаю с мольберта кишки
и кладу их обратно в живот.
Время не повернётся вспять; время закружит, свернётся восьмеркой. Кто-то опять обидой закусит, «мутки с тёркой», пока я — покорный слуга, склонив колени, молюсь о богах и божках из поленьев, что ещё наступят, пройдут через поколение
и предадутся забвению.
Энергия пульсирует в ладошках, сверкая сердцевиной. Играет прохожий на гармошке, танцуя балериной. Хлопок одной ладони, щелчок без пальцев, кувшин наполнится, ткань натянется на пяльца.
И вся поменяется история.
Я меняю поиск смысла на гармонию.
10.05.2017